Поиск сообщества

После выхода фильма "Движение вверх" в обсуждениях на "Слэмданк.ру" автор этого блога не один раз ссылался на прерасного украинского центрового, который был в той легендарной сборной СССР. Так получилось, что корреспондент газеты "СпортЭкспресс в Украине" Михаил Спиваковский только 01 марта опубликовал эксклюзиное интервью с Анатолием Поливода (оригинал по ссылке https://www.sport-express.ua/ourcolumn/ourinterlocutor/news/348084-anatolij-polivoda-moja-pravda-o-treh-sekundah.html), которое мы дополнмногое станет на свои местаим некоторыми комментариями, фото и видео. Прочтите, и тогда многое станет на свои места, сменив "дешевый восторг" на "трезвость взгляда от непосредственного участника тех событий"! Интервью обозревателю «СЭ» дал лучший центровой планеты-1967 и олимпийский чемпион-1972, вынужденный закончить с баскетболом в… 25 лет. Напомним, что Анатолий Поливода с ростом 200 см. легко забивал через цкнтрового московского "Динамо" Александра Петрова (212 см.) и рижского ВЭФ-а Яниса Круминьша (230 см.), за что, собственно (и, конечно же не только за это) был призван в Сборную СССР Александром Гомельским в 1966 году! - А ну признавайтесь, - спросил меня Анатолий Иванович, едва сняв трубку, - фильм этот посмотрели - «Движение вверх»? Поэтому и звоните? - Фильм посмотрел, - признался я, - но звоню не только поэтому… - Да, ладно, не кокетничайте. Не вы первый. Приезжала ко мне недавно девушка с «Радио Свобода»: отсняли несколько часов рабочего материала, в эфир на чистовик вышло минут пять. Привезла диски с записями, спросила про кино. И я ей честно ответил: пока не смотрел, но знаю, что ничего хорошего там не увижу. ВНИМАНИЕ: Данное видео можно посмотреть здесь: http://dwashaga.ru/videoarkhiv/basketball-history/399-anatolij-polivoda-dvizhenie-vverh - «Не читал, но осуждаю»? - Отчего же... Потом в гостях у внучки по интернету уже одним глазом взглянул и увидел ровно то, что ожидал. Прыжки на батутах на тренировках, броски сверху с невероятными пируэтами и разбитый на осколки щит еще можно как-то объяснить стремлением кинематографистов сделать кино зрелищным. Но сцена в душе мужской раздевалки, куда прибежала невеста Саши Белова… Такого, я извиняюсь, в жизни точно быть не могло. А уличный матч будущих олимпийских чемпионов в одном из негритянских кварталов? Чтобы Едешко, Жармухамедов, Коркия и Белов проиграли четырем бомжам, поставив банку черной икры против ста долларов? Это даже не смешно, по-моему. ИКРА ПРОТИВ БАКСОВ - Продажа икры за границей была маленьким бизнесом? - Скорее - бартером. Прямой финансовой выгоды здесь не было. Мы знали места, где черную икру можно было купить по адекватным ценам - например, в Москве, в гостинице «Украина». Самые маленькие баночки я брал в гостинице «Киев» за три рубля и на Западе сдавал их по доллару. А доллар тогда, как раз три рубля и стоил. - Какой тогда смысл? - Валютчиков в то время сажали! У меня товарищ джинсами торговал и с «зеленью» дружил плотно. Так вот он рассказывал, что у него как у разведчика всегда была легенда. Потому что, когда тебя вызывают на допрос и в любое время дня и ночи в пулеметном темпе задают одни и те же вопросы, ты не имеешь права «проколоться»… К чему я клоню: доллары за границу вывозить было нельзя, а вот икру можно. И где-нибудь в Италии за эту маленькую баночку нам выставляли тарелку спагетти, готовили пиццу, наливали вино… На суточные мы бы всего этого не купили. Самая дешевая икра, кстати, была в спецмагазине на территории «цэковских» дач в районе Петривцев, куда нас несколько раз приглашал с дружественным визитом председатель Совета министров УССР Владимир Щербицкий. - Что скажете о киношной линии Модестаса Паулаускаса, который полфильма пытается сбежать на Запад? - Бред. Нет, мы, конечно, помним, при каких обстоятельствах жившая своей жизнью Литва вдруг стала в 39-м году «советской», утратив суверенитет. Но то, что Паулаускас общался с коренными литовцами, которые жили в Германии, было совершенно нормальным. От него, вообще, никогда не исходило никакой антисоветчины, Тем более, что Модя был капитаном сборной СССР! Времена были особые - спортсменов водили в Мавзолей. Были установлены рамки, за которые мы старались не выходить. - Вас когда-нибудь вызывали на Лубянку? - Естественно. Я был под колпаком: мне пригрозили, что «зачехлят», потому что советский человек не может крутить роман с американкой... ЗАПРЕЩЕННЫЙ РОМАН - Стоп-стоп, с этого места, пожалуйста, поподробнее. - 1966 год. В рамках подготовки к будущей Олимпиаде в Мехико мы полетели опробовать мексиканские спортивные достопримечательности. А уже оттуда автобусом прямо по прериям проехали две тысячи километров в сторону штата Техас. - Здесь остро запахло Майн Ридом… - Вот-вот. Остановились на границе со Штатами: в городке Хуарес, разделенным рекой на две части - американскую и мексиканскую. Здесь мы и должны были играть с местной командой. Городок, как бы так сказать, оказался немного развратный. Помните все эти ковбойские фильмы? Узкие улочки, яркие вывески салунов и даже стрип-клубы. А некоторым из нас еще нет и двадцати. Крышу все это дело слегка срывало. Заходишь в такой салун: на первом этаже - кабаре и стриптиз, на втором - нумера. Прошвырнулись туда-сюда, денег в карманах немного, закажешь напиток - сиди-смотри. Потом зашли в бар посолиднее с двумя пианистами: там уже американцы маленько напоили нас легким пивком… На второй день сыграли товарищеский матч на арене, где проходят коррида. Вернулись в гостиницу, приходит женщина и спрашивает на украинском с легким английским акцентом: есть ли у вас здесь парень из Киева? Подошел, разговорились: оказалось в свое время она вышла замуж за американца и по своей инициативе уехала за океан. В 1949-м родилась у них Вера, а в 51-м - Мария. Так вот у старшей дочери обнаружился ко мне интерес. Ей - 17, мне - 19… - Дело молодое, но как сохранять такие отношения на расстоянии? - Отношения - сказано громко. В следующий раз мы встретились уже на Олимпиаде в Мехико. Вера с матерью приехали вдвоем: я отправился с ними в город, они купили мне в подарок большой красивый чемодан светлой кожи. Перед отлетом упаковал туда кое-какие вещи, погрузили все это добро на военный самолет. А мы до Гаваны летели на Иле, Ту-114 в горах нужной высоты набрать не мог. Прилетаем в Москву - в Шереметьево моего чемодана нет. А там, извините, и военный билет был, и медаль моя бронзовая. На каждый выезд с нами ездил человек из КГБ. А на Олимпиаде «гэбистов» было человек 50. Меня предупредили: с американцами своими ни в коем случае больше не встречайтесь. Я маме Веры тоже сказал: «Прошу вас, в аэропорт не приезжать». Но она приехала. Я вышел на улицу, Вера сидела внутри огромного «кадиллака» метров шести длиной и плакала. По-русски она ни бум-бум, перевод шел через маму. Так и расстались. - Навсегда? - Не совсем. В 1969-м, когда я с первой женой и дочкой жил в однокомнатной квартире на бульваре Леси Украинки, в дверь позвонили мужчина и женщина. Открываю - американцы мои: Верина мама и брат ее. Завожу их внутрь, знакомлю с… тещей. Обстановка наэлектризовалась. Спрашиваю: «Где Вера? Где Мария?» - «Нет их», - говорят. Чувствую, что-то не то. Выходим на улицу: смотрю - девчонки на скамейке сидят, хлеб жуют. Повел их в продуктовый, скупился, уселись кое-как на 5-метровой кухне, поговорили. Потом отвез их на такси в Интурист. Вокруг нас атмосфера неловкости: они ведь ко мне свататься приехали, а у меня ни единой возможности толком объяснить, что же все-таки произошло. На следующий день договорился заехать к ним в гостиницу, поговорить по нормальному. Накануне они побывали на украинском радио, а на второй день тихонько ретировались. И больше я их не увидел. Ни разу за полвека. ДЕЛО ВЛАСОВА - Так вот, за что вас на Лубянку вызывали. - Ага, воспитательную беседу провести, пальчиком по столу постучать. Пообещать закопать меня поглубже. Советоваться я пошел к уроженцу Макеевки Юрию Власову. - Прославленному тяжелоатлету? - Именно. С ним ведь тоже тогда сурово обошлись. Власов на Олимпиаде-1960 в Риме чемпионом стал, в Токио-1964 на открытии нес флаг СССР. Он был лицом советского спорта! Но случился форс-мажор. - А именно? - История деликатная. Соревнования штангистов проходили в 11 категориях, но в легчайших из них у СССР претендентов на медали не было. Стратегия была такая: сэкономленные на легких весах лицензии отдавали полутяжам и тяжеловесам, чтобы те брали по две медали в каждой категории. В Токио внутри команды решили, что в тяжелом весе конкурентов у наших спортсменов нет, и золото с серебром достанутся Власову и Леониду Жаботинскому. Как рассказывали мне, все было оговорено заранее: Власов, имевший при равном результате преимущество за счет меньшего веса, должен был победить, а Жаботинский остаться вторым. Власов, по идее, мог поднять и больше итоговой суммы, но ограничился скромным для себя весом, а молодой и полный желания победить Жаботинский заказал и выжал в толчке вес, превосходивший результат Власова, и стал олимпийским чемпионом. - Могло ли это быть связано с тем, что четырьмя днями ранее с поста генсека СССР был снят Никита Хрущев? - Не могу утверждать. Но, скорее всего, указ произвести такую рокировку на тяжелоатлетическом Олимпе была отдан свыше: мол, власть обновилась пора и в спорте давать дорогу молодым. Как бы там ни было, все внимание общественности с того дня было отдано Жаботинскому. Власов оказался на вторых ролях. Его самолюбие было уязвлено: вскоре он ушел из спорта и занялся общественно-политической деятельностью, став борцом за справедливость. Поэтому после визита на Лубянку я решил посоветоваться именно с ним. - И что вам сказал Юрий Петрович? - «Не заводись, при таком раскладе ты никогда ничего не выиграешь: пойдешь против власти - окажешься на моем месте». ПЕРВАЯ ПЯТЕРКА - Фильм «Движение вверх» во многом основан на одноименной книге Сергея Белова. Читали? - Нет. Хотя в данный момент я на нее смотрю: лежит в двух метрах от меня - привез с Серегиных похорон. Игрок Белов - великий, уважение у меня к нему огромное. Но человеком был очень сложным. Они ведь с Паулаускасом всегда вместе и жили, потом что по натуре были крайне необщительны. Тем не менее, у Сергея были уникальные лидерские качества: всегда был собран и не боялся брать игру на себя в решающий момент. Вот и в том знаменитом мюнхенском финале 20 очков американцам положил. А вся остальная команда - 31 в сумме! Процентик бросков с игры у Сереги был под 50, а все остальные бросали в «молоко». Кого ни возьми, никто в игру толком не попал. Некоторые ошибки были совершенно детскими: Сашка Белов в самой концовке отдал мяч Коллинзу, Ваня Едешко сделал пробежку на ровном месте, и даже Серега на ведении угодил мячом себе в ногу. - На первых минутах вроде бы феерил Зураб Саканделидзе. Как, вообще, команда отнеслась к неожиданному решению Владимира Кондрашина выпустить в старте двух грузин - Саканделидзе и Михаила Коркию? - Видите ли, Олимпиада сама по себе, была мягкая: жестких «драчек» как таковых не было. Вы видели, кого мы там «раздевали»? Сенегал, Пуэрто-Рико… Итальянцы с испанцами никакие были. Даже югославы перед Играми внезапно «подсели»: мы у них семь очков выиграли, что по тем временам было достаточно уверенным отрывом. И это настораживало: потому что когда ты идешь по нарастающей и постепенно мобилизуешь все силы, то к финалу подходишь в лучше психологической и физической форме, а поскольку с нами никто толком не боролся, проявить себя было негде. - Но Куба-то в полуфинале нервы потрепала прилично. Судя по фильму, вам дали установка сильно товарищей по соцлагерю не обыгрывать? - Установки такой не помню, а выиграли мы с разницей в 6 очков. Но даже когда счет был равным, просто понимали, что они не могут нас обыграть. Это нам, вообще, играть не нужно было, чтобы им проиграть! Вот никто и не блистал особо. Все играли в эконом-режиме, и даже мне на пути к финалу было легко, хотя должную физическую форму я к Играм не набрал. Что же касается стартового состава на финал, то шока ни у кого вроде бы не наблюдалось… - Даже у капитана команды Паулаускаса, который остался на скамейке и вышел на площадку только после перерыва? - У Модестаса в Мюнхене игра особо не клеилась. Кондрашин и его помощник Сергей Башкин, работавший с нашим поколением в молодежной сборной, понимали, что нужно внести какую-то изюминку, прибавить свежей крови и задора, чем-то удивить соперника. Вот и выпустил Коркию. Миша тоже на тех Играх особой стабильностью не отличался, но на его стороне всегда были спортивная злость, даже ярость, которая могла пригодиться. И нужно отдать должное стартовой пятерке (Саканделидзе, С.Белов, Коркия, Жармухамедов, А.Белов. - Прим. М.С.): фундамент они заложили. Мы быстро повели «+10», и почти до самого окончания встречи отрыв редко сокращался меньше 5-7 очков. А это по тем временам, как сейчас 10-12. Притом, повторяюсь, что ни вышедший со скамейки Модя, ни наши центровые толком в той встрече своих возможностей так и не показали. ТРАГЕДИЯ АРЖАНОВА - Американцы и в самом деле были так страшны и казались непобедимыми? - Вот вам еще одна причина моего скептического отношения к этому вашему фильму. Начну издалека. На сборах в Серебряном бору мы иногда соседствовали с хоккеистами-спартаковцами и тесно общались со Старшиновым, Якушевым и другими. Так вот они мне рассказывали, что перед второй частью знаменитой Суперсерии-1972 один скандинавский журналист написал очень грамотную статью. В то время везде говорили о том, что советские любители намылили шею канадским профессионалам. И вот, пишет этот скандинав, побывал я в Советском Союзе и что-то не заметил там ни одного любителя. Хоккеисты ведущих клубов - реальные профессионалы, которые за станками не стоят. тренируются по два-три раза в день и получают за это военные ставки. Так вот в полной мере, все то же самое касалось и нашей баскетбольной сборной. У нас была мощная команда, которая в финале Олимпиады вышла играть против американских студентов. - Но ведь эти самые студенты побеждали на всех Играх с 1936 года, а их беспроигрышная олимпийская серия ко дню встречи с вами составила 63 матча! - Да, на Олимпиадах они не проигрывали, но ведь советская делегация на Игры впервые приехала только в 1952-м. И уже в 64-м наши баскетболисты должны были их обыграть. Но там, в финале, Гомельский начал «бузить»: решил в первой половине игры, которая складывалась благоприятно, дать поиграть своим латышам. Игра на какое-то время разладилась, американцы этот момент уловили очень четко - сели на хвост, ликвидировали отрыв, и своего уже не упустили: во второй половине держали соперника на расстоянии. Я об этой истории не от левых людей знаю: мне ее и Гена Вольнов, и Юра Корнеев пересказывали. - Думаете, если бы не эти замены, все могло бы закончиться иначе? - Я всегда говорил лучше перебдеть, чем недобдеть. Потому что потом поезд понесется так, что не догонишь! Знаете, как проиграл мюнхенскую Олимпиаду на 800-метровке наш Евгений Аржанов, который за предыдущие четыре года не проиграл ни одного старта? - Расскажите. - Любил себя очень, переоценивал. Хотя титулов своего друга Борзова в копилочке не было. Но 800 метров выигрывать был обязан! Первый круг пробежал нормально - в серединке, но потом между отрезками 500 и 600 метров начал стремительно добавлять. За сто метров до финиша он опережал ближайшего конкурента – рыжего американца в кепке (Дэйва Уоттла. - Прим. М.С.) на 14 метров! Казалось бы, вот оно золото. Но нет. Последовала ужасная ошибка. Женя оглянулся назад. Увидел, что рыжий остался далеко позади. И сбавил. Ему бы еще 50 метров галопом пробежать, и дело было бы сделано, а он на рысь перешел. Американец это уловил, увеличил темп и начал стремительно сокращать расстояние. И когда Аржан понял, что нужно опять включаться, было уже поздно. Со второй передачи на четвертую за одну секунду и в автомобиле не перейдешь, а на дорожке - тем более. Рыжий его догнал, а на самом финише - уже в последнем «квадратике» - уделал на 0,03 секунды. Вот вам простой пример губительной самоуверенности. ПРИНЦИП БЛАТТЕРА - Американцев в доигровке знаменитых трех секунд тоже погубила самоуверенность? - Я в том матче из-за приступа не участвовал. Да и в полуфинале с Кубой - это уже 30 процентов от меня было. Ничего толкового я там показать не мог. Игру с американцам «читал» со скамейки: все видел со стороны, все помню. И вот, что я вам скажу… Тема-то непростая. Правильно Гена Вольнов сказал: до смерти Владимира Кондрашина все говорили, что идея с комбинацией Едешко - Белов была тренерская, но на самом деле такой идеи быть не могло. Варианты рассматривались совершенно другие. - А именно? - План номер один, до которого додумались и сами игроки: дать пас Сергею Белову, чтобы он преодолел середину площадки и сделал дальний бросок. Но американцы - не дураки: Белова держали вдвоем. Он получил пас от Жармухамедова, пошел в проход, но пока разбирался с опекунами, услышал сирену. В этот самый момент наши тренеры начали протестовать, требуя законный тайм-аут. Во время него, собственно, всплыл план «Б». Жара поменяли на Ваню Едешко. Решили разыграть мяч через Паулаускаса, чтобы тот бросил его куда-то в район кольца, где дежурил Саша Белов. Не сработало. Но и здесь случилось чудо: на столе у судьи-хронометриста Зеппа Блаттера (будущего президента ФИФА. - Прим. М.С.) стояли шахматные часы, с которыми пытался совпасть человек, ответственный за работу табло. В итоге они не совпали. Секундометрист не успел выставить время, судьи дали команду начать игру, и сирена прозвучала значительно раньше трех секунд. Блаттер заявил, что не подпишет протокол: мол, у меня время не истекло, я часы не включал. Тут-то на наше благо с трибун спустился генеральный секретарь ФИБА англичанин Уильям Джонс и выразительно показал судейскому столику три пальца. Самое забавное, что американцы вполне могли уходить с площадки, но их заставил остаться тренер Хэнк Айба. Хотя, я до сих пор уверен, ушли бы - и результат никто не поменял. Ну, поскандалили бы наши - это да. Кому-то из судей чиновники устроили бы отменную выволочку, но счет бы остался. Однако Айба, глядя на две предыдущие попытки, был уверен, что русские ничего не сделают. Но тут произошло чудо. И не одно. - Несколько? - Сначала высоченный центровой американцев Макмиллен неправильно трактовал жест судьи - и вместо того, чтобы отойти на метр от лицевой, делает три огромных шага назад. И тут у Вани Едешко появляется шанс доставить мяч под чужое кольцо. Если бы Макмиллен - простите меня за прямоту - не повел себя как баран, ничего бы не было. Пас, как у Паулаускаса, улетел бы в никуда. Да и в принципе, бросать через такого центрового смысла не имело. А тут Ваня бросил. - То есть, если бы Том Макмиллен остался в районе лицевой, розыгрыш оказался бы примерно таким, как и в первые два раза? - Давайте считать: рост у Макмиллена был 211. Плюс прыжок. В СССР не знали, кто такие Рассел и Чемберлен, но они, как говорили, доставали верхнюю кромку щита. Мы же прыгали тогда на 80-82 сантиметра вверх. Прибавьте длину рук над головой. И как такую машину перебросить, не потеряв в точности? Невозможно. ПАС ИМЕНИ ЕДЕШКО - Читал во многих источниках, что вся скамейка кричала: «Сашку, Сашку ищи!» - Ваня потом всем рассказывал, что самым сложным в этой ситуации было поймать пас. Это якобы 40 процентов успеха, а сама передача и бросок - по 30. Лукавит! Самое сложное было этот пас на 26-27 метров отдать. Важность этого действия - не меньше 60-70 процентов. Поймать такой мяч, если ты, конечно, профессионал - не проблема, тем более, если один опекун упал, а второй - вообще, вывалился за лицевую. Тоже, между прочим, маленькое чудо. Про забить из-под кольца для игрока такого класса как Саша Белов, деликатно молчу. У нас в «Строителе» была одна более экстремальная концовка. - А именно? - За секунду до сирены проигрывали московскому «Динамо». Коля Погуляй выбросил мне мяч от лицевой через всю площадку. На то, чтобы поймать мяч в прыжке и сразу выбросить - у меня была эта самая секунда. Там уже неважно - пусть летит. Я получил мяч не по левую сторону, как Сашка, а по правую: поймал - и сразу в кольцо. Успел и попал! А у Белова времени был вагон. Он успел посмотреть, оттолкнуться и положил его наверняка - от щита. Элементарное действие. А вот то, что пас был гениальный - тут вопросов нет. - Получается, оценив передачу на 30 процентов, Едешко даже поскромничал… - Ваня себе всю жизнь и карьеру на этом пасе сделал. Перед съемками «Движения вверх», кстати, звал меня консультантом: «Давай, Толя, приезжай - посидим, выпьем». - «Ваня, - говорю, - я с прошлого века не пью». - «Ну, неважно. Приезжай - примут хорошо!» Ване всегда было важно, чтобы хорошо принимали. - Андрей Малахов, огорченный вашим отказом, приехать на его шоу, сказал, что договариваться с вами «очень сложно». - Я не хочу зарабатывать деньги в России. То же самое объяснял и Ваньке: «У нас война идет на Донбассе - в моих родных местах». А он мне: «Да брось, причем тут русские?» - «Ваня, - говорю, - если бы Путин взял Брестскую крепость, чтобы ты делал?» - «Пошел воевать». - «Ты бы ружье на русских поднял? Ты там живешь уже почти полвека… О чем говорить?» Ваня в ответ начал меня по самому больному бить: «А ты сколько получаешь?» Это запрещенный прием. В России олимпийская стипендия составляет 1000 долларов, а у нас - 250. Он это знает. И тут же второй вопрос: «А на чем ездишь?» - «Ваня, я не езжу: у меня инвалидность». Знаете, как раньше говорили: нужно пройти огонь, воду и медные трубы. С огнем и водой все понятно, но испытание медными трубами Ваня не осилил. Помнится, в 2012-м, когда провожали в Лондон олимпийцев, мы с Дворным и Жармухамедовым на ужине за одним столом сидели, а Едешко - отдельно. Относительно недавно на дачу звал меня: «Приезжай - встречу!». А я спрашиваю: «Как Сальникова? Который пару часов с подарком в Москве простоял, а его лучший по молодости друг и сосед по комнате так к нему и не приехал?..» - Как к профессионалу у вас к Едешко вопросов нет? - Какие вопросы? Игрок хороший. Саканделидзе в качестве разыгрывающего, впрочем, на порядок сильнее был: поэтому Кондрашин в олимпийском финале его и выбрал. Но в тройку лучших пасующих, с которыми я играл, Ваня вместе с Селиховым и Паулаускасом, наверное, попадет. Эти ребята пасы давали резкие, сильные. Такие передачи мобилизовали атакующего игрока, сохраняли динамику атаки. ИНТРИГА ГОМЕЛЬСКОГО - Как складывались ваши отношения с Александром Гомельским? - Плохо. Глушил он меня по полной программе. За победный чемпионат мира в Уругвае, где меня признали лучшим центровым, должны были дать заслуженного мастера. Гомельский этому изо всех сил препятствовал. - За что? - Потому что не хотел ЦСКА укреплять - меня и в «Строителе» все устраивало. Футболистам-динамовцам в этом плане было намного проще: они ведь к внутренним войскам приписаны были, их из Москвы так жестко не прессовали. Перед чемпионатом мира 1970-го в Любляне открыто забастовал. Так и сказал: «Никуда не поеду. Так и буду со своим «мсмк» ходить, но не прогнусь». Подфартило - сборная залетела, закончила турнир третьей, уступив США и Бразилии. Радовался я не этому, а тому, что Гомельского заменили на Кондрашина. И уже в 1971-м после победного чемпионата Европы в Эссене в присутствии моего клубного тренера Шаблинского нам с Сашкой Беловым и Жаром наконец-то вручили заслуженных… - Гомельскому после этого вы мстили на площадке? - В 1970-м влупил армейцам 41 очко. Мой партнер по «Строителю» Серега Мартынов иногда спрашивает: «Ты помнишь, кто тебе тогда отдал этот пас?» И я вспоминаю. - Какой пас? - Это когда я через Вову Андреева заложил мяч в кольцо сверху вместе с его руками. А у него, между прочим, было 216 сантиметров роста! - В своей книге «Центровые: те, кого я помню и люблю» Александр Яковлевич выдал вам исключительно положительные характеристики. - Знаете, при нашей последней встрече я уже знал, что он борется с тяжелой болезнью. Подошел и протянул руку. Есть вещи, которые стирают все плохое. Но то, что оно было, увы, не изменить. ТБИЛИССКИЙ ЭКЗАМЕН - Не обидно, что не сыграли в легендарном олимпийском финале? - О чем вы говорите? Я был счастлив, что, вообще, поехал в Мюнхен. Сейчас расскажу вам историю, за которую меня всегда ругает дочь Люда. «Папа, зачем ты людям это рассказываешь?» А за что мне краснеть? Я говорю, как было. - Так что за история? - Шансов сыграть на Олимпиаде у меня было процентов двадцать. Сборная в начале 1972-го была на турне в Америке, а я поддерживал форму в Киеве. Приходил на СКА, и один-одинешенек часами кидал по кольцу. Можно было так натренироваться? Конечно, нет! Но ближе к Играм меня неожиданно вызывают на сбор в Тбилиси, где проводился турнир памяти Гагарина. Летать я уже тогда не мог, а прямого поезда в Тбилиси быть не могло. Выехал в Адлер. Ехал почти сутки. Утром следующего дня вышел на вокзале и до вечера гулял по городу. Только потом пересел на тбилисский поезд. В общей сложности добирался два дня. Приезжаю утром, а тут сразу игра - первая сборная против молодежки. Меня ставят к… детям против лучших больших страны - Болошева, Белова, Жармухамедова. Ситуация неприятная: одного из лучших центровых планеты, заставляют играть в одной команде с пацанами. Но достоинство спортсмена, понимание того, что ты - профессионал, и тебе за это платят твои 300 рублей в месяц перевесили мою гордыню. Пацаны из молодежки все «трунь-трунь» сделали, с дрожащими руками и коленками на поле вышли. А я не растерялся - как обычно весь матч отыграл и свою «тридцаточку» положил. После игры валяюсь без сил, приходит врач: «Толя, Кондрат сказал, что ты едешь на Олимпиаду». Вот так мои 20 процентов превратились в сто. - А правда ли, что Вольнова Кондрашин взял в Мюнхен в пику фактически поставившему на нем крест Гомельскому? - Нет. Просто они играли вместе, когда Кондрашин уже заканчивал, а Гена, стало быть, начинал. Владимиру Петровичу был нужен опытный, титулованный игрок, имевший влияние на команду. И Вольнов поставил тренеру условие: я пройду все сборы и нагрузки только, если точно поеду в Мюнхен. Кондрашин согласился и сдержал свое слово. Внимание! ТАК ВОТ У КОГО БЫДЛ БОЛЕЗНЬ СЕРДЦА! (господа киношники явно НАФАНТАЗИРОВАЛИ такое, чего в реальной жизни у Беловане было!) ПОСЛЕДНИЙ ПРИСТУП - Цитата из книги Сергея Белова: «Мало кто знает подлинную цену, какой Поливоде давался его успех. Дело в том, что с детства Толя был болен эпилепсией, и неимоверные нагрузки, перенесенные им в 19-20-летнем возрасте, скорее всего, дополнительно спровоцировали болезнь. После 1968-го он стал падать прямо на тренировках…». - Эпилепсия? Чушь несусветная. У меня синдром Вольфа-Паркинсона-Уайта - врожденная аномалия строения сердца (синдром преждевременного возбуждения желудочков сердца, возникающий при наличии дополнительного аномального пучка между предсердиями и одним из желудочков. - Прим. М.С.). И я ничего не знал о своей болезни до 20 лет. Первый приступ пережил весной 1967-го, на последнем сборе перед чемпионатом мира в Монтевидео. Мы тренировались в Москве, и за 20 дней до вылета в Уругвай в стыке я получил удар в «солнышко», почувствовал острую боль за грудиной, упал и потерял сознание. Пульс достигал 300 ударов в минуту. - Была мысль, что это может быть следствием переутомления или явлением единичного порядка? - Если и была, то недолго. В Уругвае в финальном раунде мы сгорели американцам в одно очко - 58:59, и руки у всей команды опустились. Никто из наших на игру Югославия - США не поехал, а ведь нам только и нужно было, что чтобы юги победили. Лишь мы с врачом сели в автобус и поехали на тот матч. Первый тайм американцы выиграли очень легко. Никаких надежд или предпосылок для удачного исхода встречи не было. Отрыв доходил почти до 20 очков, но после перерыва проснулся Корач и своим хитрющим броском снизу стал раз за разом поражать кольцо штатовцев. Юги поверили в себя, начали потихоньку догонять соперников и выиграли - 73:72! Но болея за нужный нам результат, я заработал себе на нервной почве второй приступ. К счастью, потом оказалось, что мы ездили не напрасно. Американцы проиграли еще и Бразилии, а мы, уделав югославов, стали чемпионами мира. - С тех пор приступы не отступали? - Да. Следующий случился в том же 1967-м на чемпионате Европы в Хельсинки. А к 70-му году я ловил приступы и на тренировках, и в игре. Предпоследний поймал за день до мюнхенского финала. В матче с Кубой от меня осталось процентов 30, это уже не я был. А когда начался приступ, я просто лег на скамейку, и пока все бегали, валялся там как инородное тело. Алгоритм во время приступов у меня всегда был одинаков: лежал тихонько на груди и задерживал дыхание, и так три-пять минут. А вот в Донецке уже после Олимпиады приступ длился около часа. И тогда я понял: это конец. - Обидно? - До смерти. Завязать пришлось именно в тот момент, когда пришла настоящая зрелость и реальное понимание ситуации на площадке. Понимаете, я мог играть уже не на эмоциях как в молодости, а разумом. Но здоровье уже было не то. Точнее - здоровья уже не было. НОЖОМ ПО СЕРДЦУ - В шоу Малахова Иван Едешко сказал: «Толя у нас всегда был самый больной, а теперь вот оказался самым здоровым». - Цинизм говорить такое о человеке, который пережил операцию на открытом сердце. В Каунасе, в 80-х, я лег на стол знаменитого кардиохирурга Юргиса Бредикиса. Операция длилась 9 часов, но раз и навсегда проблема не решилась. В 2009-м в Миргороде приступ длился 8 суток! Два года спустя, благодаря моему другу Борису Воскресенскому, о моем состоянии здоровья узнал министр спорта Равиль Сафиуллин. Мне проспонсировали новую операцию и приобрели электрод за две тысячи долларов. - Что решает электрод? - Его вводят в сердце, чтобынайти критическую точку и прижечь ее. Предварительно необходимо искусственным путем запустить приступ. В последний раз такую процедуру мне делали в 2012-м. Приступ хирург запустил, но процедуру так и не выполнил: не было смысла, внутри все было обезображено. А сейчас у меня стенокардия, лекарства уже не помогают. - Что может помочь? - Коронарография, стентирование, а, может быть, даже шунтирование. Время особо не ждет. Для начала нужно 10-12 тысяч гривен, иначе может быть поздно. Вот такой вот я, как говорит Ваня, самый здоровый. - Правда ли, что в юности вы серьезно занимались боксом? - У нас в Енакиево после войны обстановка была жесткая: строили землянки, стреляли из «самопалов», иногда дрались, кое-кто мелом на руке свастику рисовал. Драки между районами происходили регулярно. Нужно было уметь за себя постоять. Данные мои антропометрические бросались в глаза тренерам разных видов спорта - тянули в борьбу, в подводное плавание… Я в какой-то момент выбрал бокс. На областных соревнованиях Донецкой области вышел в финал: смотрю - напротив парнишка, ниже меня на две головы, толстенький… Жалко бить было. Собрал вещи и ушел с помоста. - Но ведь это спорт. - Что-то во мне щелкнуло. Если давали повод - отвечал. Но ударить человека первым не мог. СРЕЗАННАЯ СЕТКА - По воспоминаниям Гомельского, с баскетболом в донецком «Авангарде» вы всерьез познакомились в 16, а уже четыре года спустя стали лучшим центровым планеты. - Я какое-то время работал грузчиком - бочки с пивом таскал. Платили 55 рублей: шел в магазин - покупал молоко и батон хлеба, просил у ребят немного варенья. Вот и весь рацион. Так что баскетбол изменил мою жизнь к лучшему. Жаль, что вместе мы были совсем недолго. - Давайте закончим на позитиве. Расскажите про то, что вы сделали в ночь с 9-го на 10-е сентября 1972 года в мюнхенском «Олимпиш Баскетболхалле»… - Американцы подали протест, и мы долго сидели в зале вместе с судьями, Блаттером и Джонсом, пока чиновники решали, что теперь делать. А когда поняли, что ничего не решат, было уже далеко за полночь. Итоговое совещание перенесли на утро, а нас отвезли в олимпийскую деревню. Но пока сидели, делать, извините, было не фиг. У игроков наших - куча эмоций, ловят отходняк после сумасшедшей игры. У меня же, не сыгравшего ни секунды, совсем другое состояние: взял спокойно стульчик, взгромоздился на него, поднял руки и срезал себе сеточку на память. - Где она сейчас? - На родине. В Енакиевском краеведческом музее. …Мобильный оператор короткими гудками проинформировал, что бесплатные минуты безвозвратно растаяли. А об интервью я так и не договорился. И тут Поливода снова поразил проницательностью: «А ну признавайтесь, беседу нашу записывали?» - Да, но не с самого сначала. Давайте расшифрую, а вы перед публикацией почитаете. - Зачем это? Я за свои слова отвечаю. Рассказал все, как было. А газету потом дочери передайте. Вот тогда и почитаю. На том и договорились. Источник: СЭ А вот и ШОУ Малахова: