Глава 3. Дикая поездка. "Поршни" делали все верно.
Запись опубликовал ninio ·
1 307 просмотров
Я подал повод для обсуждения прямо по прибытию в Детройт. В день подписания контракта я был перевозбужден и мне надо было встретиться с командным доктором.
Мне почему-то кажется, что я не всегда был таким спокойным, как сейчас.
Я был болен за неделю до прибытия в Детройт, я практически не помню, что именно происходило в тот день. Я помню, что был очень нервным в тот день. Наконец-то я достиг того, ради чего впахивал долгое время, плюс простуда в сумме дали бешеный прилив эмоций.
Это именно то, чего ждал от меня Чак Дейли (Чак Дейли умер в 2009 году - прим. переводчика) и Пистонс.
Они видели парнишку, который мог делать все, и делать это злостно. Они видели дикого, молодого парнишку, который пришел из ниоткуда, который сделает все возможное, чтобы остаться в лиге. Они не могли судить, насколько я хорош в баскетбольном плане, но они точно знали, насколько хорошо я буду прыгать за улетающим мячом, делать все, что нужно команде.
Детройт было лучшим местом для меня. Я был сырым, полным энергии игроком, а Чак Дейли должен был быть моим учителем. Я звал его "Бог", и олицетворял соответственно. Во время игры с "Ютой" один из репортеров спросил в прямом эфире, что я думаю по поводу Чака Дейли. Я ответил: "Он - Б-О-Г. Просто Бог". На следующий день это фраза была в USA Today. После этого я стал его постоянно называть Богом.
Когда я был в "Сан-Антонио", я называл Боба Хилла "мудаком".
Вы догадались, что я не испытывал к Бобу Хиллу тех же чувств, что я испытывал к Чаку Дейли.
Чак Дейли и "Пистонс" дали мне импульс. Они считали, что команды строится из ветеранов, которые готовы выйти со скамейки в любой момент, и охрененных игроков стартовой пятерки, и они готовы были дать мне шанс. Мой стиль соответствовал их игре, и если мы шли нога в ногу, то это было удобно обеим сторонам. "Пистонс" нуждались в важном кусочке своего чемпионского паззла, а я мог здесь закончить свой дикий поход из ниоткуда.
НБА была новым миром для меня. Я был очень незрелым, я не видел уровень, хоть чуть-чуть приближающийся к уровню НБА, У меня появились деньги, женщины - стоило только назвать имя. Нельзя сказать, что я не пользовался всеми теми возможностями. Я тратил деньги, я спал с женщинами со всей лиги, но я всегда держал в голове только одно - баскетбол.
Все это время я вспоминал те времена, когда я мог положиться только на себя в своих попытках выжить. У меня не было никакого желания использовать все возможности своего положения в то время, я никогда не забывал, зачем я туда пришел - играть в этот долбанный баскетбол.
В свой первый год я не получал много игрового времени. Я сидел на скамейке и старался сдерживать всю свою энергию внутри. Это убивало меня. Я сыграл в 77 из 82 игр, но мое среднее время составляло 15 минут за игру. Те 5 игр, что я не играл, просто сводили меня с ума. Когда я уходил с площадки, я превращался в дикаря. Меня распирало желание сделать все, что только возможно, чтобы доказать всем свое право играть. Я нуждался в игре, но я нуждался в игре именно потому, что сидя на скамейке я превращался в кусок какашки, на который слетались мухи.
Чак Дейли верил в меня и говорил, что мое время еще настанет. Ему нравился свежий парнишка, который не был похож на всех этих дешевых звезд - выпускников университетов, которым все преподносилось на тарелочке с голубой каемочкой. Он всегда говорил мне держать голову в холоде, чтобы все шло своим чередом.
У той команды можно было многому поучиться. Когда я был новичком, Рик Махорн сказал мне: "Я научу тебя, как это все делается".
Эти парни умели обращаться с другими людьми, и во мне они видели именно то, что нужно было. Я был физически сильным, как Махорн и Ламбир, но я был быстрее, чем детский понос, и мог защищаться против любого в лиге. Я был новым продуктом, чем-то таким, что НБА никогда не видела.
После своего первого года в Лиге, я решил, что нужно сделать что-то запоминающееся, чтобы остаться в лиге. Кучи парней годами сидели на скамейке, не предпринимая никаких усилий, чтобы оттуда подняться, до тех пор пока их не выбрасывали из НБА.
После всего, что я пережил, чтобы попасть в лигу, я понял одну вещь: ни одна зараза не способна меня выгнать из лиги, пока не получит офигенно крепкий бой.
Стоп, если я попал в лигу сквозь трудности, то почему бы мне в лиге не остаться, преодолев все эти трудности? Сложный путь в НБА - это защита и подборы - две вещи, которые баскетболисты предпочитали бы не делать. В НБА не было парня, ну кроме меня естественно, который не хотел бы забивать. Вот почему мне никто не хотел верить: Я не хотел забрасывать мяч в кольцо.
На тренировках я играл против Адриана Дентли, и жизнь его при моей защите была невыносимой. Я затыкал все возможные варианты развития его игры, хотя он и выкладывался вусмерть. Несколько раз подряд я не давал ему забить, потом он наконец-то забил. После этого я опять много раз подряд не дал ему забить, это было нормально.
В середине моего второго сезона Дентли повредил лодыжку, и Дейли поставил меня в стартовую пятерку. При Дентли показатели наши были в районе 50 процентов выигранных игр, при мне результат значительно улучшился. В первых 24 со мной в старте мы выиграли 20, мы просто рвали всех, и Дейли все больше доверял мне. В основном я играл легкого форварда, но иногда я играл глубже против тяжелых форвардов, иногда выходил наверх играть против крутейших защитников. В любом случае, когда нужна была защита, то речь шла обо мне.
Мне кажется, что в этот момент родился феномен под названием "Червяк". Это прозвище мне дал маленький мальчик за манеру покачиваться во время игры в пинбол, и так удачно подхватили все детройтские газеты. Мы прекрасно ладили с болельщиками, они получали от меня то, что они хотели получить. Болельщики понимали баскетбол, и они ценили мой стиль игры. В тот год я раззабивался, достигнув максимума своей карьеры по результативности - 11,6 очка в среднем за игру, но все-таки я все так же шел на подбор в нападении, а подбирая мяч, я выводил его к трехочковой линии и отдавал хренов мяч в руки Айзейи.
Я превращался в звезду просто потому, что я был самим собой. Это было нормально. Я также играл и в колледже, ничего особо не изменилось. Люди любят, чтобы кто-то звездил и нагнетал обстановку. Они чувствуют, что их притягивает к таким игрокам. Меня это все заводило. СМИ меня любили за то, что они получали нужные себе вещи. Я мог сказать "полное дерьмо", да все, что только приходило мне на ум, поэтому они и крутились вокруг меня в раздевалке после игр. Митч Элбом, колумнист Detroit Free Press, стал гостить у меня дома и играть со мной на музыкальных инструментах. Я играл на барабанах, а он на пианино.
В "Пистонс" при Чаке Дейли я играл в ту игру, в которую я умел играть. Везде. Всегда. Дейли очень ценил это, очень ценили это и жители Детройта. Настал тот момент, когда я стал самым популярным игроком команды. Я не был столь быстр, как Айзейя, но я оставлял всю кровь, пот и слезы, которые они хотели.
Они любили меня потому, что я был похож на них. Я был похож на рабочего фабрики, который каждый день ходил на работу, но без которого завод бы остановился. Эти люди ходили каждый день работу и, может быть, вкручивали болты в двери автомобилей. Но если их спросить, чем они занимаются в жизни, то они скажут, что создают автомобили. Не крепежные болты, а именно автомобили. Так и я. Я не просто брал подбор или надирал себе задницу, я выигрывал баскетбольные матчи.
Когда я впервые приехал в Детройт, дела там были неважнецкие. Заводы были закрыты, куча людей была без работы. Так было в 1986 и 1987 годах.
Иногда мне кажется, что люди очень серьезно воспринимают спорт, но если честно, то мы привнесли много хорошего в жизнь этого города. Когда мы начали выигрывать, аура дворца спорта поднялась до небес. У города была команда, бро, и город гордился нами.
Мы играли в "правильную" игру. У нас было все, просто все. Чтобы побеждать в то время - время расцвета Лиги - у вас должна была быть офигенно хорошая команда. У нас именно такая и была. Это были золотые времена для НБА, когда Ларри и Мэджик были на коне. Мы выиграл два титула подряд, что никак не могли сделать "Селтикс".
Мы играли в жесткий, изматывающий баскетбол, что стало визитной карточкой Bad Boys. Мы просто надирали командам задницы. Неважно какую тактику вы использовали, мы просто вас разрывали.
Девид Стерн и другие руководители считали, что я представляю угрозу для Лиги потому, что я играю грязно, но проблема была не во мне. Я делал то же, что делала вся команда, как бы сейчас не оценивали ту игру. НБА решил оклеймить нас Bad Boys, и сейчас, спустя 6 или 7 сет спустя (книга была написана в 1996 году - прим. переводчика), такая игра не кажется привлекательной. И проблема вовсе не во мне, все дело в Лиге. Руководители препятствовали развитию баскетбола в стиле badass (не стал переводить дословно или делать кальку, все-таки выражение badass basketball весьма понятно на всех языках - прим. переводчика), так как считали, что он грязный. Это неправда: это был великолепный баскетбол, - и игра станет значительно лучше, если бы молодые парни ставили на кон свои яйца так же, как это делали мы. А они все обеспокоены данками и забитыми мячами.
Мы были закодированы на то, чтобы останавливать другие команды. Это было похоже на менталитет игроков в американский футбол. Наша сила была в запугивании соперника, выводе их из игры до начала игры, остальное шло на нужному нам сценарию. Мы знали, как играть таким способом. Мы знали, что нам никогда не остановить Майкла Джордана, поэтому мы и разрешали ему забивать 40 или более очков, но Скотти Пиппен и все остальные были наглухо закрыты. Мы были нацелены на Скотти Пиппена, и знали, что Майкл Джордан не получит должной поддержки. Мы говорили: "Вперед, бро. Если ты такой крутой, что сможешь обыграть нас в одиночку, то это будет целиком твоя заслуга". Иногда Джордан был крут, но часто мы его убивали. Единственный раз, когда он нас побил, был в 1991 года, и это был один раз из четырех.
Могло сложилось впечатление, что мы ломали людей на площадке, но это было не так. Мы просто играли в баскетбол. Поверьте мне, если бы мы хотели кого-то сломать, то мы бы с легкостью это сделали. Мы бы отправляли игроков в госпитали в сопровождении наших парней. Наша команда была полна по-уличному суровых парней.
Все ненавидели Ламбира, все. А ему это нравилось. Каждый, кто играл в баскетбол, хотел бы, чтобы с ним в команде играл Ламбир. Он не боялся ничего в мире. Ему было пофигу, кого убивать на площадке. Ему было пофигу, был ли ты белым или черным, кем-то или никем. Сначала он выбивал все дерьмо из твоей задницы, потом плевал тебе во след, под конец приправлял это блюдо кучей смачных ругательств. Он был кем-то, бро, и поэтому все в лиге его ненавидели.
Ламбир мог затоптать любого в кусок какашки. При следующей их встречи мы стояли в стороне и слушали такой текст: "Ты запомнил, что я сделал с тобой в прошлый раз? Отлично, что запомнил, потому что я буду с тобой делать такое постоянно".
Его проблема была в том, что он никогда не старался ничего скрывать. Он был постоянно открыт. Все в лиге знали, что он собирался сделать, но все понимали, что в их собственных командах найдется такой же парень, но он не сможет быть на равных с Ламбиром. Ламбир прекрасно играл свою роль белого-парня-который-не-умеет-прыгать, но кроме этого он прекрасно понимал игру. Он был одним из лучших бросающих центров в истории, для нас он забил очень много важных бросков. Он был больше, чем головорез, но именно из-за этого его будут всегда помнить.
Роберт Пэриш запомнится за свои броски и игру в трио с МакХейлом и Бердом в "Селтикс", но Роберт Пэриш делал столько же дерьма, как и Ламбир. Правда, Пэриш был хитрее. Он делал все свои дела, когда никто не видел, а Ламбиру было пофигу, кто на него смотрел. Он делал все открыто, поэтому НБА и следила за ним.
Ламбир жил в своем собственном мире на площадке. Вне площадке он был очень классным парнем, который выдерживал свой стиль. Когда к нему подходили люди за автографом, он мог просто посмотреть на человека и проворчать: "Да пошел ты". Так он и жил. Это был настоящий Билл Ламбир.
В те годы мы жили и играли только ради плей-офф. Каждый год мы ставили перед собой задачи, и не могли никак согласиться с результатом ниже, чем выход в финал. Мы выиграли два чемпионата подряд, но в последней игре серии против "Лейкерс" в финале 19988 года Ламбир сфолил на Абдул-Джаббаре, и мы проиграли.
Игра в плей-офф проходит на других скоростях, не так как в регулярном чемпионате. Ты просто не сможешь это сделать, бро. Плей-офф сильно всех выматывает, поэтому более физически крепкие команды выглядят лучше. Мы готовились к плей-офф, имея прекрасную переднюю линию в лице Дентли, Ламбира, меня и Махорна.
В 1998 мы намеревались разбить в финале Восточной конференции "Бостон". Мы проиграли им в семи играх в мой первый год, но самое главное в том, что мы натерпелись кучу гадостей в Boston Garden, поэтому единственной нашей задачей в тот год было разбить "Бостон".
Нам было пофигу, что будет после, нам надо было решить эту задачу.
Мы это сделали. Мы убили "Бостон" в 6 играх и прекратили их доминирование в Восточной конференции. На следующие два года наше внимание было сконцентрировано на "Чикаго" и ряде других проблем.
"Бостон Селтикс" всегда славился своими командами, но вот уже 20 лет люди помнят Ларри Берда. ДУмаю, что за все это время я выучил игру Ларри лучше, чем кто бы то ни был в Лиге, но могу вам с уверенностью сказать, что Ларри был загадкой.
Если на площадке появлялся Ларри, борьба разворачивалась в новых красках. Белокожие болельщиками любили Ларри за то, что он разбирался с темнокожими сосунками и делал это на высочайшем уровне. Я сделал большую ошибку, когда продолжил наше соперничество после игры, своего рода махал кулаками после боя. Я сказал, что Ларри очень переоценен в виду того, что он белый. Я сказал, а Айзейя поддержал меня. Томас и Берд дали совместную пресс-конференцию после окончания серии. Они сидели рядом, а Айзейя пытался всем объяснить, что это было недоразумение. Он сказал, что все игроки "Пистонс" очень уважают Ларри, а оно так и было.
В финале Восточной конференции следующего года я держал Берда в течение всей серии. Есть куча парней, которых я мог запугать одним только взглядом или парой блок-шотов, но Ларри не был одним из них. Держать его было похоже на игру на компьютере. Тебе необходимо было понять, что творится у него в голове и стараться предугадать, что он сделает в следующий момент. Но была одна большая проблема, Ларри думал на несколько ходов быстрее, чем кто бы то ни был на площадке.
Единственная вещь, которая была возможна, - быть использованным Бердом. Смотрите его матчи, изучайте его движения, старайтесь его прикрыть - безрезультатно.
Даже учитывая, что он не был очень быстрым и не выделывал головокружительных данков, Берд был одним из нескольких белых парней, о которых можно сказать, что они играли в "черную" игру. Я уважал Ларри. Я уважал каждого, кто мог выйти на площадку и надрать мне задницу, а Ларри делал это постоянно и качественно. Я всегда буду уважать его, но что дальше? Я не знал, как с ним бороться. Я шел по площадке и думал: "Стоп, в следующий раз я просто обязан надрать тебе задницу".
Не думаю, что в начале всего этого Ларри уважал меня. Он говорил полную ерунду всем в лицо на площадке в течение всей своей карьеры, но мне особенно запомнился наш первый финал Восточной конференции. Он говорил так много, что все просто не обращали на него внимания. Он осмотрел всю площадь вокруг себя так, как будто вокруг никого не было, в том числе и меня, и спросил громко игроков обеих команд: "Поцыки, а кто меня будет держать сегодня?" Иногда он спрашивал об этом и меня.
Позже Ларри зауважал меня. Да, да, бро. Я начал его останавливать каждый раз, как он получал мяч. Больше подобных вопросов он никому не задавал. Он держал рот на замке, бро. Он никогда больше не думал о том, что он круче меня, так же, как и я никогда не думал, что он круче меня.
Одна цель была достигнута - мы вышли в финал конференции. Плана на следующий этап у нас просто не было. Мы всегда думали только о финале конференции. По пути нам должен был попасться "Вашингтон" или "Чикаго", затем уже и "Бостон".
На Западе у "Лейкерс" был проще путь, они уже ждали нас.
В воздухе витало: "Мы разорвем вас в этом году, и на следующий год мы также надерем вам задницы". Сложно играть в финале, если ты там до этого не был. Напряжение растет с каждой секундой.
Обидно, что мы не смогли выиграть в прошлом году. Оставалось играть 40 секунд. У нас было "+ 3". Карим промазал бросок, мяч упал мне в руки. Наша команда была уже готова просто убивать время. Тут раздался свисток. Фол дали Ламбиру.
Ламбир был в двух футах от Карима. Это невозможно, бро. Карим забил штрафные, мы, в свою очередь, промазали свой бросок, они в ответ забили. Все было кончено. Они выбежали на площадку, обнимая друг друга. Мы проклинали судей и разносили раздевалку вдребезги.
Я старался не сводить личные счеты на площадке. Кто-то любит издеваться над соперником, забивая ему "в лицо", но я не был таким. Я не хочу остановить тебя в защите, зачем это? Я просто не позволю тебе забить. Я дам тебе возможность отдохнуть, когда ты побежишь в защиту, ведь я не стремлюсь забивать.
Многие игроки, выходя на площадку, думают сначала обо мне, а уж потом только о том, что они будут делать на площадке.
Скотти Пиппон был из их числа. Я проникал в их мозги, до игры они думали: "О, блин! Я забью всего лишь 10 или 12 очков". Когда я появлялся на площадке, я видел лица этих ребят, и лица эти говорили: "Вот дерьмо, опять пришел этот сумасшедший сукин сын". Они видели эмоции на моем лице, движения моего тела, и они не очень хотели вступать со мной в контакт. Они ничего не хотели со мной делать. Я был другой, очень не предсказуемый. Ну, вы в принципе могли это видеть.
Однажды Деррелл Уокер из "Вашингтон Буллетс" так получил от меня, что попытался ударить меня ногой. После этого он попытался плюнуть в меня. Я ответил ему несильным ударом, после чего он решил, что отомстил мне. Я посчитал, что инцидент исчерпан. Это был стиль моей жизни. Этот плевок не попал в меня, но я хотел, чтобы он ударил меня.
Там, на площадке я сказал ему: "Если ты хочешь плюнуть в меня, то лучше сразу ударь меня в лицо. Не трать мое время".
Мне было все равно: плевали ли в меня, кричали ли на меня, били ли меня. Что бы вы ни делали, это в любом случае заводило меня еще больше. Чем больше вы делаете, тем больше мне это нравится.
Мне нравилось играть и надирать задницы всем слащавым мальчикам в NBA.
Я закрывал всех, кто считался крутым, - Клайда Дрекслера, Доминика Уилкинса, Берда, Пиппена. Мне нравилось смотреть за тем, как умные, хитрые игроки выключались из игры. Я даже не думал о том, сколько это будет стоить. Я брал свое тело и бросал за каждым мячом, где бы он ни находился.
Я смотрел на игрока, которого я держал всю игру и просто думал: "Забудь об этом. Я просто решил, что ты ничего даже не поймешь". Они могли уходить с площадки, набрав 20 очков ил больше, но дело было сделано. И я всегда защищался против победных бросков. Я был известен этим. Я мог набрать фолов в начале игры, но когда дело шло к концу, то всегда выпускали меня, чтобы я остановил эту игру.
Восточная конференция была похожа на войну, и от того, что "Бостон" стал проваливаться, легче никак не стало. "Чикаго" была ничем не проще "Бостона", у нас появилась другая мощная команда на пути к чемпионству.
"Чикаго" было за гранью понимания. Попытка обыграть Джордана, да просто мысль об этом, может вывести вас за грань разумного. Мы разбили "Чикаго" за 6 игр в 1988 году, в финале мы вышли на "Лейкерс".
Мы прокатились катком по "Лейкерс". Мы просто разорвали их. Мы перевыполнили заданный на сезон план, но мы не очень радовались по этому поводу. Можно сказать, что мы проиграли в финале "Лейкерс", так как наша задача - обыграть "Селтикс" - была выполнена. Кажется, что мы выиграли чемпионат во время тренировочного лагеря.
Побеждать - это просто великолепно, бро.
Когда мы выиграли первый чемпионат, трудно описать те чувства, которые одолевали меня. Я уже говорил, что Чак Дейли был великим, но сам путь, которым шла команда, был просто великолепным. Мы не очень-то любили друг друга вне площадке, но на паркете мы были единым целым. Мы оставляли все проблемы вне площадки и играли в нужную нам игру. У тебя могли быть проблемы с кем-то из игроков во вторник утром, но во вторник вечером во время сложный игры, это парень становился твоим лучшим другом.
Если хотите узнать, почему команды из Сан-Антонио никогда не испытывали такое чувство, то ответ очевиден. "Шпоры" не могут оставить все вне площадки и играть в эту сраную игру. Он просто не знают, как это делать. Во время парада в честь победы город просто сходил с ума. Если бы такое случилось в Сан-Антонио, то я бы просто сел на свой "Харлей" и исчез бы после последней игры.
Я считаю, что "Портленд", у которого мы выиграли наше второе чемпионство, не был командой-победителем. Они просто оказались в игре, в которой они не знали, что можно победить. Они не понимали, что такое "здесь и сейчас". Эти ребята из Портленда просто не знали, что попали на команду, которая была гораздо голоднее их.
"Трейл Блейзерс" были в финале дважды, но ушли ни с чем. Ты с чем-то приходишь в финал, но надо что-то оттуда и уносить.
Если бы я играл за "Портленд", то хотя бы одну серию мы бы выиграли. С талантами такими, как Клайд Дрекслер, Джером Керси, Кевин Дакуорт, Бак Уильямс, мы бы никогда в жизни не проиграли два финала подряд. Со мной бы они поняли, как надо побеждать. Они не чувствовали нить игры. У них не было никакого плана. Их план состоял в следующем: "Мы проиграли. Мы опять проиграем". Это была идея их плана.
Каждый хочет частицу тебя. Бабы везде, они постоянно хотят, чтобы ты позвал их домой и отымел. Очень сложно сидеть дома со своей женой и понимать, что кто-то ждет тебя за дверью твоего дома, но ты ничего не можешь с этим поделать, сколько бы ни думал об этом. Чтобы это пережить, нужно быть сильным мужчиной и сильной женщиной.
В конце концов мы женились. Как раз перед тренировочным лагерем, открытом "Пистонс", когда мы жили в Lake Tahoe в отеле, - Алексис, Энни и я - Алексис спросила: "Папа, когда ты женишься на маме? Папа, пожалуйста, ну, когда ты женишься на маме?"
Что мог я ответить? Моей дочке было почти 4 года, и она умоляла меня жениться на ее маме. В таком случае очень сложно сказать: "Нет, нет, нет, нет".
Итак, мы женились. Прямо там, в Tahoe. Спустя 82 дня все было кончено.
Мы никогда не были женаты по-настоящему. Мы никогда не подходили друг другу. Из 82 дней нашего брака мы прожили вместе всего лишь месяц. Она прожила со мной пару недель в Детройте, затем я послал ее и Алексис домой в Сакраменто, после чего они вернулись назад. Такое повторялось несколько раз.
Это не был брак в обычном понимании людей. Мы женились только для ребенка, и я понимал, что это не может продолжаться долго. У нас были свои отношения вне брака. Я не могу сказать больше потому, что я был так же виноват, как и Энни.
Мне эта ситуация представлялась таким образом: Энни сыграла свою роль в этой партии, я сыграл свою. Каждый из нас получил то, что хотел. Я ничего не скрывал от нее, она знала, что делаю я, я знал, что делает она. Я не хотел ничего больше, потому что брак не был нашей первоцелью.
Мне следовало понимать, что мой брак не будет долговечным, потому что я женился из неправильных побуждений. Я женился на благо своего ребенка. Одна часть меня думала, что все будет хорошо, потому что я сделал это. не казалось, что это дело состоится. Моя дочь прекрасна, я люблю ее, но я не думаю, что ей на пользу пошел столь недолговременный брак ее родителей. Мне следовало понимать это раньше.
Всё изменилось с течением времени. Я чувствовал, что Энни пыталась настроить дочку против меня. Я понимал, что ребенок не самые хорошие вещи о своем отце, но в этот момент я понимал, что ничего не смогу изменить, так как будет еще хуже. Все дети становятся на сторону своих матерей, такова человеческая природа. Что я мог поделать? Ребенок был с ней, я находился в тени.
Все было обречено на провал с самого начала, и я беру ответственность на себя за нас двоих. Вы совершаете сумасшедшие поступки для своих детей, и это была самая идиотская вещь, которую я совершил. У каждого из нас была своя жизнь, и было очень сложно соединить их вместе.
В течение сезона мы развелись, и из-за этого год был потерян. Все и так было плохо из-за ухода Чака Дейли, команда скатывалась в самый низ. Я не мог больше терпеть это дерьмо.
Это был один из самых сложных годов моей жизни, потому что все свалилось на меня в один момент. Я не мог видеть свою дочь так часто, как я хотел. Энни вернулась в Сакраменто, а я колесил во стране с баскетбольной командой, что само по себе не подразумевает семейной жизни.
Испытания, сквозь который прошли я и Энни, являются типичными для людей, которые разводятся. Она делала вещи, которыми я считал сумасшедшими: она запретила мне видеться с Алексис и сказала, что переезжает в Европу и никогда не позволит мне увидеть мою дочь. Даже те моменты, когда мне удавалось видеть Алексис, были очень сложными.
Отношения между мной и Энни были настолько странными, что даже на благо мы не могли их изменить. В этот год, впервые в моей жизни я не смог дистанцировать свои проблемы от баскетбола.
Многие люди, которые видели меня в тот момент, хотели сказать, что я разрушаю себя этими отношениями с Энни, но это было не так. Все мои проблемы, связанные с Энни, нисколько не касались Алексис. Я не мог позволить женщине разрушить мою жизнь или отвлечь меня от того, что я делаю. Энни может бросить меня и выйти замуж за другого человека, на что мне будет плевать до тех пор, пока я смогу видеть свою дочь.
Все, что произошло в мой последний год карьеры в "Детройте", - депрессия и следующее за ней саморазрушение - связано с баскетболом.
Я бунтовал против политики, проводимой руководством клуба, связанной с разрушением нашей чемпионской команды. Я не мог повернуться спиной к людям, которые помогли мне, но именно это мне пришлось сделать с теми, кто разрушил тот чемпионский franchise, таким как Билли МакКинни, который стал генеральным менеджером после ухода Джека МакКлосски.
МакКинни должен был остановить уходящего Чака Дейли. Когда Дейли ушел, мне показалось, что он взял с собой частицу меня. Я не мог смириться с тем, что они его уволили. Я уважал Чака Дейли больше, чем кого-либо в Лиге, и меня убивало то, что мне пришлось бы играть без него. Политика, которую он проводил последние три года, была не совсем верна. Он подписывал однолетние контракты каждый год, даже когда мы выигрывали чемпионаты. Его контракты не были гарантированы. Я видел, как он работает и как они с ним обращаются.
МакКинни и другие ребята из "Детройта" сделали Дейли много ужасных вещей, о которых никто никогда не узнает. Я знаю, потому что я был там семь лет, но не думаю, что я должен об этом говорить.
Мы всегда разговаривали с Дейли, когда он был нашим тренером, но я не обронил практически ни слова с Роном Ротштейном, который сменил Дейли. Это был абсолютно бестолковый год, а сезон стал хуже некуда.
Великая команда была уничтожена. Рик Махорн ушел после сезона 1988-89 г. Джеймс Эдвардс и Винни Джонсон ушли после сезона 90-91. Джон Салли был обменен после сезона 91-92. Ламбир все еще оставался, но играл не так много времени. Из старой гвардии оставались Айзейя Томас, Джо Думарс и я. Я понимал, что я следующий.
МакКлосски, человек который обменял меня, ушел. Даже помощники ушли. Ситуация была такова, что клуб не смог заменить тех, кто ушел.
У меня также были проблемы с контрактом. Я подписал 6-летний контракт на 10 млн долларов до сезона 90-91, но с того времени я стал All-star и лучшим рибаундером Лиги. А зарплаты молодых игроков подскочили до небес. Руководство говорило, что они понимают ситуацию и позаботятся обо мне.
В тот момент я решил, что это хладнокровный бизнес. Несмотря на все другие проблемы, я хотел, чтобы кто-то гарантировал зарплату за мою игру. Я понимал, что не может быть никакой преданности, никаких обязательств, ничего. Я бы остался в Детройте на всю жизнь, если бы остались другие. Так как такого не произошло, я ушел. Я понял, что покидаю это укромное местечко.
Впервые в жизни я почувствовал себя больше товаром, чем человеком. Чак Дейли никогда бы так не поступил, но новые люди не знали, как вести себя со мной. Моя жизнь стала зависеть от решений менеджеров. Или я должен был делать то,ч то они говорят, или я должен был уйти.
Я принял решение: я сказал, что природа бизнеса сама по себе дерьмова, и попросил обмена. Моя плата за это заключалась в путешествии в Сан-Антонио и очередные два года лжи.
Итак, в конце своего последнего сезона в Детройте я оказался в своем автомобиле на парковке нашей арены, держа в руках ружье и слушая Pearl Jam.
Мой брак изначально был фатальной ошибкой, не потому что Энни была преступницей, а потому что все шло неправильно с самого начала. Позже все зло вышло наружу, и стало еще хуже. Ребенок должен был бы являться самым главным, но так получилось, что деньги взяли верх и стали самым важным.
Я не стану отрицать, что брак изменил меня. Я изменил свое отношение к людям и я решил перестать доверять им. Я изменил свои взгляды на женщин и отношения с ними. Брак заложил фундамент всей моей будущей жизни и сделал меня недоверчивым ко всему, что сопутствует баскетболу и жизни.
Мне кажется, что меня использовали в браке. Мне кажется, что меня развели в браке. Мне кажется, что я попал
5 Комментариев
Рекомендуемые комментарии